Поэт просил Наташу не тревожить....

рис. Нади Рушевой

И просто ли испить такую чашу —
Подругой гения вдруг стать
в осьмнадцать лет?
Наталья Николаевна, Наташа!
И после смерти Вам покоя нет!
Была прекрасна — виновата значит,
Такое ясно каждому, как день.
И негодуют, сетуют, судачат,
И судят-рядят все, кому не лень.
А просто ли испить такую чашу,
И так ли весело и гладко шли
Дела у той, что сестры звали «Таша»,
А мы — великосветски! — «Натали»...
Поэта носит по степям и хатам,
Он у «Емельки Пугача» «в плену».
Лишь спрашивает в письмах грубовато,
По-русски, по-расейски: - Ты брюхата? -
Свою великосветскую жену.
И на дворе на постоялом где-то
Строчит ей снова: — Не зови, постой! —
И тянутся прелестницы к поэту,
И сам он, как известно, не святой.
Да, торопила — скоро роды снова,
Да, ревновала и звала домой.
Что этой девочке до Пугачева,
Когда самой хоть в петлю лезть порой?
Тонка, бледна, застенчива — Мадонна,
Как будто бы сошедшая с холста.
А сплетни, анонимки — все законно:
Всегда их привлекала Красота.
Но повторять наветы нам негоже.
Забыли мы, что, уходя с земли,
Поэт просил Наташу не тревожить, — 
Оставим же в покое Натали...
           Ю. Друнина

рис. Нади Рушевой

Наталья Гончарова. Жена поэта