Родился Орест Георгиевич 20 июля 1915 года в деревне Аносово Сычевского уезда, где его мать — детская писательница Елена Николаевна Верейская — гостила у своего дяди, владевшего на Смоленщине небольшим имением.
Отец Ореста Верейского — Георгий Семенович Beрейский (1886—1962) — был выдающимся художником-графиком, большим мастером портрета и пейзажа.
После 1922 года Орест Верейский живет в Петрограде и посещает художественные школы и студии, а в 1936 году становится вольнослушателем Института живописи, скульптуры и архитектуры имени И.Е. Репина.
В 1938 году вольнослушатели были отчислены из института и Opеcту Верейскому пришлось завершать художественное образование в Ленинградском институте повышения квалификации работников искусств, который он окончил в 1939 году.
Начало творческой деятельности О.Г. Верейского относится к 1931 году, когда он стал сотрудничать в качестве художника - иллюстратора в ряде Ленинградских газет и журналов (пионерской газете «Ленинские искры», в журналах «Рабочий и театр», «Резец», «Вокруг света», «Костер»). Позднее он взялся за иллюстрирование книг. Из наиболее знаменитых работ этого периода следует указать его иллюстрации к книге С. Безбородова «На краю света» (1937г.) в которых Верейский живо и интересно передал быт и героику труда, советских покорителей Арктики, весьма выразительные иллюстрации к книге Юрия Германа «Железный Феликс» (1938г.) и в особенности иллюстрации к сборнику рассказов М. Л. Сланинского, в которых уже давало себя знать умение молодого художника зорко вникать в существо изображаемого, отбирать характерные детали и находить соответствующие приемы изображения.
В конце 1940 года Верейский приехал из Ленинграда в Москву. Важным шагом в его творческой биографии первого периода жизни в столице было участие в открытой незадолго до Великой Отечественной войны выставке «Советская графика». На этой выставке творчество Верейского было представлено двумя автолитографиями «Братание на фронте» и «Петроградский гарнизон на стороне народа» Обе работы хотя и уступили в мастерстве висевшим рядом с ними произведениям Е. Кибрика, А. Каневского, Д. А. Шмаринова и других известных советских графиков, однако в них привлекательно выделялся еще не окрепший, но индивидуально самобытный почерк молодого графика и его высокая художественная культура.
Полного расцвета таланта Ореста Верейского достиг в годы Великой Отечественной войны - в годы высочайшего напряжения всех моральных, интеллектуальных и физических сил советских людей. «В эпоху великих испытаний он обостренным зрением увидел и оценил красоту и силу простых человеческих чувств понял, какое нескончаемое богатство поэтического содержания кроется в самых обыденных сценах нашей жизни», - писал о Верейском искусствовед А.А. Каменский. Из наиболее интересных работ, созданных Верейским в годы войны, следует указать на снайперски меткие в своем лаконизме зарисовки военной жизни, выполненные им для газеты Западного (затем 3-го Белорусского) фронта «Красноармейская правда», то добродушно-шутливые, то беспощадно-язвительные карикатуры, которые он (никогда ранее не бывший карикатуристом) рисовал для журнала «Фронтовой юмор».
Военные дороги привели Верейского на памятную ему с детских лет родную смоленскую землю. В частности, в 1943 г. им создана серия акварелей и тушевых рисунков, запечатлевших жизнь Смоленска и трагически величавый облик освобожденного от немцев древнего русского города («Смоленск», «Смоленский узел», «Восстановление связи на улицах «Смоленска», «Смоляне на восстановительных работах») и т. д. Подлинно всенародным признанием пользуются иллюстрации Верейского к бессмертной поэме его земляка и друга А.Т. Твардовского «Василий Теркин». В этих иллюстрациях художник, обобщив впечатления и наблюдения военных лет, талантливо воспроизвел в зрительных чертах и будни фронтовой жизни, и созданный воображением поэта образ смоленского парня, олицетворяющий удаль, смекалку и жизнелюбие русского солдата-патриота. Зародившееся в годы войны творческое содружество земляков - поэта и художника – и сохранилось на многие годы: кроме «Василия Теркина» Верейский иллюстрировал поэму Твардовского «Дом у дороги» (1957) и Собрание сочинений поэта (1959-1960). Вместе с Твардовским Верейский совершил поездку по Смоленщине, творческим результатом которой стал цикл рисунков и акварелей «Смоленские пейзажи» (1962).
В послевоенные годы Верейский много работал над иллюстрированием произведений А. Фадеева «Разгром» (1949), К.Г. Паустовского «Повесть о лесах» (1949), М. Л. Шолохова «Тихий Дон» (1952) и «Судьба человека» (1958), Никулина «России верные сыны» (1955), а также произведения Джанни Родари («Здравствуйте, дети») и других советских и иностранных авторов. Во всех этих работах художник-иллюстратор, зорко и вдумчиво проникая в замыслы авторов, духовно роднясь с ними, становится их соавтором. В этом корни огромной впечатляющей силы каждой творимой Верейским иллюстрации. Среди других послевоенных работ Верейского также необходимо указать на серию рисунков, посвященных жизни и походам великого русского полководца А.В. Суворова. Эти рисунки потребовали от художника глубокого изучения исторических документов, литературных источников и обширной суворовской иконографии, которые с большим успехом экспонировались на Всесоюзной художественной выставке (1950). Огромную художественную и вместе с тем познавательную ценность имеет «Художественный репортаж» Верейского. Ему принадлежат разнообразные по тематике серии рисунков, акварелей, автолитографий, созданные в результате его поездок по Чехословакии, Сирии, Ливану, Египту (все в 1955 году), Финляндии (1957 год), Исландии (1958 год), США (1960 и 1963 годы).
Шолохов М. "Судьба человека" |
Твардовский А. "Василий Теркин" |
Шолохов М. "Тихий Дон" |
Толстой А. "Анна Каренина" |
Его рассуждения о своей жизни:
Как много видишь на своем веку, удивляешься, стараешься запомнить и как мало - увы! - из всего этого становится искусством.
Известно, что детство у человека по ощущению - самое долгое, юность - кажется, что не будет ей конца, а потом... Когда идешь с горки, шаг убыстряется. Бег времени почти физически ощутим. "Что войны, что чума? - конец им виден скорый: /Их приговор почти произнесен./ Но как мне быть с тем ужасом, который/ Был бегом времени когда-то наречен?"
И еще у Ахматовой: "Какой короткой сделалась дорога, которая казалась всех длинней".
Как несправедливо коротка человеческая жизнь - думаешь, когда тебе перевалило за семьдесят. Но если представить себе, как много прожито, пережито, изведано, увидено... Сколько радостей, бед, тревог, огорчений, ошибок, сколько дел вмещает одна человеческая жизнь - такая ли короткая, как нам кажется?
Хотелось бы еще сказать - сколько сделано! Но этого как раз и не скажешь. Потому что всегда кажется - мало, непростительно мало. Во всяком случае, по тому счету, какой постоянно предъявляешь себе. Нужно было, можно было - больше. Не по простому счету - бумаги, красок извел тонны. Если бы где-то велся такой немыслимый учет - право, было бы чем гордиться. Вон сколько наработал! Но не по весу же судить. Нет предела нашим устремлениям, только вот возможности, наверное, ограничены.
Сколько хороших книг хотелось бы еще проиллюстрировать, успеть бы только. Сколько лиц, чем-то в разное время привлекших твое внимание, хотелось бы нарисовать. Сколько набросков в твоих альбомчиках еще не реализовано.
Когда приходит пора подводить итоги, о чем ни думаешь, все неизбежно начинается со слов: недоделал, недоувидел, недо... Этих "недо..." - множество. Господи, кажется давно ли говорили: молодой, подающий надежды. И вдруг: "Вы художники старшего поколения..."
Вот что страшно - наступает время потерь. Теряешь близких - сначала родителей, потом старших товарищей, потом - снаряды рвутся рядом - уходят твои сверстники. Теряешь друзей, которых тебе со временем недостает все больше. А еще говорят, что время лечит...
Наверное, поэтому захотелось рассказать о тех, кого мне так недостает. Но я не сразу отважился написать о них, потому что прекрасно понимаю - не достаточно общаться с человеком, даже хорошо его знать, чтобы суметь рассказать о нем. Рассказать так, чтобы люди, не знавшие его, хоть немного его узнали, а знавшие - узнавали. Если бы каждому это было доступно - все могли бы стать писателями.
Я же - художник. Но зрительная память - благословенное профессиональное качество - помогает мне и тут. Вспоминая человека, с которым я часто и подолгу общался, отчетливо вижу его. Перед моим мысленным взором предстает он, как живой. Я слышу его голос, его манеру говорить, вижу его характерные движения, жесты, походку. Суметь бы только сделать обратный перевод - изображение в слово. Для меня - обратный, потому что я - иллюстратор книг. А иллюстрация - всегда своеобразный перевод. Перевод Слова на язык графики. Не слова, но их смысл, содержание становятся линиями, штрихом, цветом-рисунком. Это сравнение ни в какой мере не умаляет роли художника-иллюстратора книги, права на самостоятельность, так ревниво оберегаемого иллюстраторами. Здесь перевод - сложнейшая задача, и от меры отпущенного нам дарования, знаний, культуры зависит качество перевода МЫСЛИ на ИЗОБРАЖЕНИЕ. А тут у меня все наоборот - нужно выразить словами мелькающие в твоем сознании зримые образы. Легко ли?
Но, может быть, мой рассказ, помноженный на читательское воображение, сумеет дополнить то, что вы уже знали, читали об этих замечательных людях. Что-то добавить к уже сложившемуся в вашем представлении образу. И тогда моя скромная задача будет решена.
Говорят, человек жив, пока его помнят и любят. Это - об ушедших. А живым воздавать должное хотелось бы при жизни.
Как много видишь на своем веку, удивляешься, стараешься запомнить и как мало - увы! - из всего этого становится искусством.
Известно, что детство у человека по ощущению - самое долгое, юность - кажется, что не будет ей конца, а потом... Когда идешь с горки, шаг убыстряется. Бег времени почти физически ощутим. "Что войны, что чума? - конец им виден скорый: /Их приговор почти произнесен./ Но как мне быть с тем ужасом, который/ Был бегом времени когда-то наречен?"
И еще у Ахматовой: "Какой короткой сделалась дорога, которая казалась всех длинней".
Как несправедливо коротка человеческая жизнь - думаешь, когда тебе перевалило за семьдесят. Но если представить себе, как много прожито, пережито, изведано, увидено... Сколько радостей, бед, тревог, огорчений, ошибок, сколько дел вмещает одна человеческая жизнь - такая ли короткая, как нам кажется?
Хотелось бы еще сказать - сколько сделано! Но этого как раз и не скажешь. Потому что всегда кажется - мало, непростительно мало. Во всяком случае, по тому счету, какой постоянно предъявляешь себе. Нужно было, можно было - больше. Не по простому счету - бумаги, красок извел тонны. Если бы где-то велся такой немыслимый учет - право, было бы чем гордиться. Вон сколько наработал! Но не по весу же судить. Нет предела нашим устремлениям, только вот возможности, наверное, ограничены.
Сколько хороших книг хотелось бы еще проиллюстрировать, успеть бы только. Сколько лиц, чем-то в разное время привлекших твое внимание, хотелось бы нарисовать. Сколько набросков в твоих альбомчиках еще не реализовано.
Когда приходит пора подводить итоги, о чем ни думаешь, все неизбежно начинается со слов: недоделал, недоувидел, недо... Этих "недо..." - множество. Господи, кажется давно ли говорили: молодой, подающий надежды. И вдруг: "Вы художники старшего поколения..."
Вот что страшно - наступает время потерь. Теряешь близких - сначала родителей, потом старших товарищей, потом - снаряды рвутся рядом - уходят твои сверстники. Теряешь друзей, которых тебе со временем недостает все больше. А еще говорят, что время лечит...
Наверное, поэтому захотелось рассказать о тех, кого мне так недостает. Но я не сразу отважился написать о них, потому что прекрасно понимаю - не достаточно общаться с человеком, даже хорошо его знать, чтобы суметь рассказать о нем. Рассказать так, чтобы люди, не знавшие его, хоть немного его узнали, а знавшие - узнавали. Если бы каждому это было доступно - все могли бы стать писателями.
Я же - художник. Но зрительная память - благословенное профессиональное качество - помогает мне и тут. Вспоминая человека, с которым я часто и подолгу общался, отчетливо вижу его. Перед моим мысленным взором предстает он, как живой. Я слышу его голос, его манеру говорить, вижу его характерные движения, жесты, походку. Суметь бы только сделать обратный перевод - изображение в слово. Для меня - обратный, потому что я - иллюстратор книг. А иллюстрация - всегда своеобразный перевод. Перевод Слова на язык графики. Не слова, но их смысл, содержание становятся линиями, штрихом, цветом-рисунком. Это сравнение ни в какой мере не умаляет роли художника-иллюстратора книги, права на самостоятельность, так ревниво оберегаемого иллюстраторами. Здесь перевод - сложнейшая задача, и от меры отпущенного нам дарования, знаний, культуры зависит качество перевода МЫСЛИ на ИЗОБРАЖЕНИЕ. А тут у меня все наоборот - нужно выразить словами мелькающие в твоем сознании зримые образы. Легко ли?
Но, может быть, мой рассказ, помноженный на читательское воображение, сумеет дополнить то, что вы уже знали, читали об этих замечательных людях. Что-то добавить к уже сложившемуся в вашем представлении образу. И тогда моя скромная задача будет решена.
Говорят, человек жив, пока его помнят и любят. Это - об ушедших. А живым воздавать должное хотелось бы при жизни.
Комментариев нет:
Отправить комментарий